Русская душа, сербское сердце

Гойко Павлович родился в Сербии. Служил во французском иностранном легионе. А счастье нашёл на русской земле, которой оставил двух сыновей – Владислава и Велимира. К Велимиру я заглянул на минуту, а получился долгий разговор.

– Однажды я спросил отца, почему он не вернулся в Сербию после Гражданской войны? "Для меня теперь Россия – родина,— ответил он.— И о выборе не жалел и не жалею. С родней он переписывался из Воронежа где-то до середины 20-х годов. Сохранились фотографии, присланные из Югославского королевства. Потом эти связи отец порвал, чтобы не компрометировать семью. По той же причине он почти ничего не рассказывал ни о своих родственниках, ни о корнях нашей фамилии. И хотя он дал нам с братом сербские имена, в школе и даже в семье нас называли на русский манер. Так я стал Валентином Григорьевичем. Когда меня призвали в армию, я в письме к брату спрашивал: кем мне записаться, сербом или русским? Владислав ответил: «Мы с тобой по-сербски только три слова знаем. Пиши себя русским».. Хочу сказать, что любовь отца к России, без сомнения, была искренней. И это чувство он сумел привить нам, своим сыновьям.

Когда началась Великая Отечественная, воронежец Валька Павлович записался в истребительный батальон сил самообороны.

—Я был членом клуба служебного собаководства при ОСАВИАХИМе. Была у меня немецкая овчарка Абрек. Вот вместе с ней меня и еще таких же ребят из клуба поставили охранять городской водозабор. Еще прочесывали вместе с милицией ближайшие леса в поисках диверсантов,— вспоминает Велимир Гойкович.

22 июня 1942-го немцы начали бомбардировку Воронежа. Комсомольцев истребительного батальона бросили на пополнение одной из частей, оборонявшей подступы к городу. Вооружать и экипировать парней, было некогда и нечем. И они пришли на передовую со своими служебными собаками.

— Меня к какому-то солдату прикрепили. Из оружия – одна винтовка на двоих. Это сейчас я понимаю, что шансов задержать немцев у нас практически не было. А тогда мы выполняли приказ и действительно готовы были, сражаясь, умереть. Нас так воспитывали.

При артобстреле Павловича ранило осколком в бедро, и он попал в воронежский госпиталь. А потом вместе с семьей эвакуировался сначала в Борисоглебск, затем – в Башкирию. Ранение позволяло ему еще надолго остаться в тылу, но сидеть и ждать не хотелось. Плакаты звали к оружию, а кадры кинохроники—к мести. Война шла уже третий год. Велимир Павлович, отмахнувшись от врачей, пишет заявление в военкомат, ведь восемнадцать лет уже, и так «засиделся».

- Готовился к отправке в лётное училище. Но по здоровью не подошел, и меня распределили в связисты. Стал курсантом Ленинградского училища связи, которое находилось тогда в Уральске. А вот повоевать уже не пришлось, выпустился я только в начале 1946 года. Проверку боем он пройдет спустя десять лет, когда в октябре 1956 года в Венгрии вспыхнет контрреволюционный мятеж. О тех венгерских событиях напоминают медаль «За боевые заслуги» да запись в военном билете.

- Рассказывать о тех боях во времена Союза не разрешалось, - говорит Велимир Гойкович.- А после перестройки уже и самому было неудобно. Столько грязи тогдашние политики на Советскую армию вылили! А ведь я сам был свидетелем, как венгры еще до вступления наших частей в боевые действия расправлялись с нашими бойцами. Посаженные на кол солдаты, замученные офицеры с распоротыми животами, набитыми землей. Согласись, после такого трудно поверить в принципы демократии, которые якобы несло венгерское восстание.

Длилось оно меньше трех недель, но и за этот короткий срок Велимиру пришлось не раз посмотреть смерти в глаза, провожать в Союз погибших однополчан. И были слезы об ушедших друзьях, а вот радости от победы не было. Просто осталась мысль, что свой долг выполнили. И все. Без комментариев.

И был еще один эпизод, запомнившийся Велимиру Гойковичу.

- Я с солдатами прокладывал линию связи, и в одной из точек мы вышли к границе с Югославией. Там армия тоже была приведена в боеготовность, ведь отношения СФРЮ и СССР в то время были натянутыми. Так что на наше появление югославские пограничники отреагировали немедленно. Каких-то претензий к нам у них не было, просто окликнули, спросили, что здесь делаем. Незаметно завязался разговор. Я не удержался и представился. Они спросили: «Ты серб?» Я кивнул. То ли шутя, то ли серьезно, но их офицер предложил мне перейти к ним. Я понял, что пора с братушками расставаться, а то можно загреметь под трибунал. Попрощался и уехал. В первые, минуты даже грустно стало: мол, вот она, в считанных километрах, родина моего отца, побывать бы!.. А потом успокоился, и захотелось вовсе не в город Крагуевец, где родился отец, а в родной Воронеж.

Это был второй случай, когда Павлович-младший мог вернуться на свою историческую родину. Ещё во время войны он встретился в Ленинграде с югославами, которые по призыву Броз Тито, записывались в формирующиеся в СССР югославские подразделения. Велимир посоветовался с отцом, и тот ему однозначно запретил уезжать.

- Отец знал Тито. Кажется, они вместе воевали в Первую Балканскую войну, - вспоминает мой собеседник. - Он мне сказал, что доверять этому человеку не следует. И оказался прав. Много лет спустя я узнал, что большинство сербов, выехавших в те годы в Югославию, были репрессированы и погибли.

После венгерских событий Павловича перевели служить в Грозный в 24-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Здесь-то и вручили ему боевую медаль. В 1966 году офицерская судьба забросила его в Урюпинск. Отсюда и до родного Воронежа недалеко было. 196-я мотострелковая дивизия стала последним местом его службы. В запас он уволился в звании подполковника, а потом более двадцати лет проработал в одной из урюпинских школ военруком.

Своего сына Велимир Гойкович назвал в честь погибшего брата, Владиславом. Сын, как и отец, стал связистом, окончил Новочеркасское высшее военное училище. Там же путевку в армию получил и внук Велимира, Станислав. Сегодня он майор, ветеран второй чеченской военной кампании и участник миротворческой миссии в Абхазии. Сербский род Павловичей продолжает служить России.

Теперь несколько слов о Владиславе – старшем сыне Гойко Любомировича Павловича. Память о нём хранят только письма: 170 пожелтевших листков бумаги, 170 писем, написанных за четыре долгих года войны, до конца которой он не дожил ровно месяц…

Фронтовые письма своего старшего брата сохранил Велимир. Собрала их мама братьев Татьяна Митрофановна. Подборка начинается с сентября 1942 года. Писем было гораздо больше, предыдущие, с осени 1941 года, потерялись при эвакуации. Последнее письмо Владислав написал домой 3 апреля 1945 года, за пять дней до своей гибели.

Родился он в 1922 году. Летом 1941 года в Воронеже закончил десятилетку. Повестку из военкомата получил на второй день войны. Попал в училище связи. Через три месяца в звании лейтенанта был направлен на фронт, под Москву. Вскоре был ранен. Тогда же награждён медалью «За отвагу». Через месяц снова вернулся в строй. Участвовал в Курско-Орловской операции, награждён орденом Красной Звезды. Летом 1944 года поощрён командованием десятидневным отпуском домой. Осенью 44-го Владислав был награждён орденом Отечественной войны второйI степени. Погиб начальник связи полка капитан Владислав Павлович при штурме города-крепости Кенигсберг.

Девятого декабря 1945 года в семью пришло письмо:

«Здравствуйте, дорогие папаша и мамаша Владислава Павловича. Пишет вам старшина роты обеспечения полка, в котором служил Влад.

У деревни Понарт (пригород Кенигсберга) Володя был тяжело ранен осколком в голову. Я в это время был в своем хозяйстве. Узнал только тогда, когда привез бойцам ужин. Володю похоронили в 9 км от г.Кенигсберга в деревне Голлау. Могилку мы его оборудовали хорошо. Поставили памятник и сделали надпись. Оборудовали всё 12 мая 1945 года».

Вот такое продолжение получилось у «коммуновской» публикации шестилетней давности.

Автор: Андрей Муравьёв.

Источник: «Коммуна», № 83 (25514), 08.06.10г.