Управление природных ресурсов Воронежской области



Есть вопрос?




Общество. Жизнь в коконе

09.06.2010

О том, что на Первом канале идёт сериал Валерии Гай Германики «Школа», я узнал случайно. Искал что-то в Интернете, а там, оказалось, второй день бурно обсуждают кино.

Ради любопытства потыкал по ссылкам – вполне мирные на вид обыватели призывают живьём резать режиссёра на кусочки тупым ножиком, используя в качестве аргументов словесные конструкции «чернуха - порнуха», «у неё же пирсинг», «растлевают наших детей», «я в школе не курила, значит, такого не бывает», «план Даллеса», «депутаты Госдумы негодуют». Я почитал, удивился и подумал: ну, если эти так отреагировали, значит, хороший сериал, наверное. Вечером включил телевизор, назавтра – включил снова.

Впервые за много лет я увидел на экране обычных людей, которые живут в обычных квартирах, ездят в маршрутке, действуют в реалистичных обстоятельствах (слегка, правда, утрированных - это же сериал). Не героев, но и не конченых мерзавцев. Подростков увидел, которые, не имея, пафосно выражаясь, «нравственных ориентиров», пытаются выжить каждый в одиночку, кто как сможет. Они дерутся, влюбляются, совершают ошибки, строят некрасивые интриги - часто из благих побуждений (пытаясь спасти разваливающуюся семью, привлечь внимание любимой девушки). Влипают из-за этого в неприятности. Одумавшись, пытаются исправить ситуацию, увязают глубже. Дружно и весело травят ближнего – чтобы с лёгкостью невероятной переключиться спустя пару дней на травлю кого-то другого, в которой охотно поучаствует и травимый ранее. Плачут в одиночестве.

И авторы не спешат осудить их, пытаясь понять именно такими: не розовыми, но и не чёрными.

Телесериал «Школа» Валерии Гай Германики стал отличным тестом на ханжество и лицемерие, продемонстрировавшим массовое мозговое окостенение. «Воронежская неделя», №23 (1956), 09.06.10г.

Раскрываются персонажи постепенно. В первых сериях явлена внешняя сторона их жизни –зрелище неприятное. Затем нам дают пристальнее всмотреться в то, что прячется под оболочкой «хамоватого ученика», «глуповатой училки». Оказывается, разница между взрослыми и их детьми не столь велика: родители подчас инфантильны, подростки хотят выглядеть взрослыми, но при этом все равно не отвечать за свои поступки. Те и другие – беззащитны и одиноки. Однако ни за что не признаются в этом, не шагнут навстречу друг другу (в «Школе» одной из немногих сделавших в трагических финальных сериях этот шаг будет самая неприятная из учительниц: она ждёт теперь ребёнка и, по примеру почтальона Печкина после появления у него велосипеда, смогла понять что-то очень важное).

По коконам сидят и скинхед Исаев, и гопник Шутов, и отличница Ахмаметьева, и… их классная руководительница, которая на работе ходит в полукарикатурной маске «строгого педагога», а её, до поры, считают объедающейся «печешками» дурой. Собственные ошибки она пытается исправить уже как обычный человек, забыв о «педагогическом опыте» и инструкциях: одного от колонии спасёт, другого - от исключения из школы. А потом опять надевает маску - и снова на те же грабли.

Тем временем её ученик, стихийный ницшеанец, циник Епифанов пытается спасти умирающую мать, а ход закончившихся трагедией событий сериала поневоле запускает движимый благими намерениями интеллигент Дятлов. Бунт рвущейся на волю из-под опеки дедушки с бабушкой Ани Носовой оборачивается самозабвенным запутыванием себя паутиной ненависти ко всем. Все останутся, она - умрёт.

Фильм и об этом. Но у немалой части общества представления о задачах искусства, о языке кино, о влиянии его на аудиторию - на уровне середины прошлого века. Будто не было ни Годара, ни фон Триера, ни Джойса, ни Берроуза. Искусство, убеждены многие, должно быть жизнеутверждающим, воспитывать на положительных образцах. Оступившегося персонажа следует морально заклеймить и наказать в финале; подросток, увидев на экране что-то нехорошее, тут же бросится это копировать, словно безмозглая обезьянка. Кадр должен быть красиво выстроен, камера оператора - не дрожать, это «непрофессионально».

От серьёзного разговора об актёрской игре (Германика открыла нескольких очень талантливых молодых артистов, и дай Бог им так же достойно продолжить свой путь), о сочных деталях вроде часов с портретом Путина и Медведева на стене директорского кабинета или даже о сценарных сбоях (которых во второй половине сериала немало) враги «Школы» уклонялись, предпочитая повторять мантру про «чернуху». Никакого желания выискивать нюансы, мир жёстко поделён на чёрное и белое.

Скажешь: «Нам лишь показали небольшой кусочек российской жизни...», а тебе в ответ: «Грязный вонючий сортир, весь забрызганный дерьмом, - это тоже реальность!!! Чё, падла, хочешь, чтобы по телевизору показывали сортиры?!!!». Во многих Интернет-дискуссиях рано или поздно всплывает этот образ. И очень чувствуется: рожающие слова «сортир», «дерьмо», «унитаз», щедро разбрасывая восклицательные знаки, ощущают прямо-таки эротическое возбуждение. Оппонентам они с ходу хамят, во втором предложении срываясь на пламенный мат.

И эти люди запрещают одной из самых трогательных и смешных героинь сериала, юной бесталанной поэтессе Соне Камышанской, ковыряться в носу!

Страшнее самой жуткой сцены из фильма было его телеобсуждение: десяток солидно одетых людей (среди которых особенно пугающе выделялась некая фёкла из «Единой России» с тремя классами церковно-приходской школы на лице) орали, брызгая слюной; в кадре звучали обвинения в духе Вышинского или Жданова...

Невесело обнаружить, что для такого количества сограждан слова «правда» или «реальность» ассоциируются исключительно с сортиром. А ведь не было же лет десять назад такого массового неприятия «реальности». Причём неприятия пассивного: жить-то в ней обывателя как раз вполне устраивает; но стоит в 2010 году показать публике краешек её жизни, как начинается коллективная истерика. «МЫ НЕ ХОТИМ ЭТОГО ЗНАТЬ! ТАК НЕ БЫВАЕТ. ЗАЧЕМ ТАКОЕ ПОКАЗЫВАТЬ НА ЭКРАНЕ?». Одной рукой по клавишам компьютера молотят, другой - ну, не знаю, глаза себе выдавливают, наверное.

Уж не говорю о том, что оператор, осмелившийся чуть шевельнуть камеру, рискует вызвать у зрителей эпилептический припадок. «Школа» стала отличным тестом на ханжество и лицемерие, продемонстрировавшим массовое мозговое окостенение. Давно ли наш зритель посмеивался над старушкой, до глубины души возмущённой обликом музыкантов «Аквариума» на перестроечном «Музыкальном ринге» (джинсы, свитерок)? А теперь нестарые, вроде бы, люди теряют самоконтроль из-за того, что им показали соседских подростков. К счастью, не все.

«Школа» не популярна массово – да и не рассчитывали на то авторы, – но она стала едва ли не первым в России культовым сериалом. «Воронежская неделя», №23 (1956), 09.06.10г.

«Школа» не популярна массово – да и не рассчитывали на то авторы, – но она стала едва ли не первым в России культовым сериалом. Таким, вокруг которого сложился пусть не самый широкий, но преданный и вдумчивый круг почитателей, принявших именно такую «спорную», «шокирующую» форму повествования о человеческих взлётах и падениях. Массовый же резонанс не привёл ни к чему - пошумели немного о проблемах образования, о необходимости их срочного решения, да и баиньки.

Автор: Виталий Черников.

Источник: «Воронежская неделя», №23 (1956), 09.06.10г.


Возврат к списку