Из блокнота журналиста. Богатство

Бывает так, что случайно познакомившиеся, допустим, в поезде люди изливают душу друг другу с той степенью откровенности, от которой воздерживаются даже общаясь с родственниками или друзьями. В моей жизненной практике, несколько лет тому назад, случилось нечто подобное.

Ехал я как-то в поезде «Воронеж – Москва» в свой родной город Грязи. Смотрел, как за вагонными окнами мелькали станции и полустанки, как, ломаясь от ветра скорости, стелились дымки над крышами в Беляеве, Ведринцеве, Московке… Не заметил, как рядом со мной оказался высокий импозантный мужчина в дорогом костюме, с благородной, как писали в старину, сединой в уже заметно поредевших кудрях…

- Журналист?.. – неожиданно спросил попутчик.

- Как вы догадались?

- У вас на лбу написано…

- А если я прочту, что у вас написано?

- Попробуйте…

- Вы – очень обеспеченный человек, – высказал я свою версию, - очень успешный. Но не похоже, чтоб вы жили с чувством глубокого (простите за трюизм!) морального удовлетворения…

В ходе дальнейшего разговора он признался, что действительно богат настолько, что я и вообразить не могу. А едет сначала до Москвы, а потом, возможно, во Францию или в Анталию – там у него давно уже куплены виллы с бассейнами и прочей роскошью. Все свои капиталы заработал «сравнительно честным способом»: начинал с торговли различной мелочевкой, которую привозил на рынок в багажнике дышавшего на ладан «Фольксвагена», брал «быстрые» кредиты, скупал ваучеры… А потом случилось то, чего не могло прийти в голову даже экономистам, страдавшим глубоким расстройством психики: в широкую распродажу по бросовым ценам, за те же ваучеры, пошло общенациональное достояние – нефтяные и газовые вышки, тысячекилометровые трубопроводы, проложенные через тайгу и болотные топи: «Тут уж я развернулся…»

- Вы этим гордитесь?

- Чем?

- Что стали одним из тех, кого по телевидению называют олигархами, а в народе зачастую аллигаторами?

- Сказать откровенно, нет на свете человека несчастнее меня. Не поверите – завидую обыкновенным работягам, живущим «от получки до получки»…

• • • • •

Грешен: поначалу его откровения показались гламурной рисовкой, желанием пощекотать самому себе нервы. Однако с такими мыслями я слушал его до тех пор, пока он не начал рассказывать про свою бывшую жену, которая завела роман с охранником на 25 лет моложе себя и потом отсудила у мужа треть самых прибыльных акций. Про то, что сын разбился, сев за руль «Лексуса» в стельку пьяным. Про восемнадцатилетнего внука, который не вылезает из казино и уже проиграл целый ресторан, подаренный ему дедом, а когда тот попытался «выступить» – в том смысле, что негоже пускать на ветер деньги, нажитые таким трудом, юнец долго смеялся, тыча в деда пальцем: «Чья бы уж корова мычала…»

- Верите – ничего святого в душе не осталось, кроме памяти о родной деревне Красиловке, - продолжил он. – Сейчас будем проезжать полустанок, где две рябины над колодцем, а дальше, за лесополосой, она и стоит, деревенька моя. Вернее, когда-то стояла…

Оказывается, вспомнив однажды о малой родине, он загорелся идеей спасти ее от запустения, построить медпункт, переселить стариков из ветхих избенок в типовые коттеджи. Да мало ли!.. И однажды, весенним днём, он «запряг» свой «Бентли» и отправился в Красиловку. Но… Вместо большого раскидистого села увидел лишь несколько похилившихся пустых избенок, на крышах которых росла трава. О детстве, о юности, о первой любви напоминали лишь кусты цветущей черемухи и сирени.

Между тем поезд резко сбавил скорость – где-то впереди ремонтировали пути, – и за окном, словно в замедленной съемке, поплыл пейзаж с двумя рябинами и колодцем под ними.

- Как будто специально сделали, чтоб дать мне, дураку, проститься с родиной, - проговорил мой собеседник, отворачивая от окна повлажневшие глаза. – Прощай, Красиловка…

Я пытался утешить его, говоря, что никто его из России не гонит, что от лишних денег можно избавиться красиво и благородно. Например, вложив их в строительство жилья для тех, кто оказался «за чертой», построить детский сад…

- Насколько я понимаю, вы предлагаете мне пустить все мои капиталы «коту под хвост»?

- Почему же?

- А потому, что куда б я ни вложил свои деньги, их тут же разворуют, уж я-то знаю…

А еще он добавил, что в своем желании уехать из России он совсем не оригинален: большинство состоятельных граждан или уже поменяли гражданство, или мечтают сделать это при первом удобном случае. Да и детей своих отправляют учиться за границу.

Слушая его, я думал о своем. О том. что Россия остается Россией, где богатство, нажитое неправедным путем, всегда наказуемо: если не людьми, то Богом. Вспомните блестящие и трагичные судьбы выдающихся деятелей прошлого – того же светлейшего князя Александра Меньшикова, чья карьера закончилась в глухой деревне, в срубленной им же самим избе. Да и русские писатели в своих романах не воспевали преступно обретенное богатство. Жалко, никчемно а то и позорно, завершают свой жизненный путь миллионеры Мамина-Сибиряка. В трагичную и страшную фигуру превращается Прохор Громов из «Угрюм-реки», вознесшийся над миром бедных благодаря богатству, что награбил его родной папаша, поджидающий на глухих дорогах с кистенем в руках проезжающих купцов и купчих.

Богатые люди всегда были, есть и будут на нашей земле. Только богатство надо понимать по-разному. Вот Алексей Михайлович Ступников, проживающий по соседству с автором этих строк. К своему истинному богатству, которое не поддается измерению ни в долларах, ни в евро, он шел через трудовой подвиг длиною в жизнь…

• • • • •

В сорок первом ему было четырнадцать лет. Война пока что грохотала где-то вдали. В тылу же, в деревне, шла другая война – за хлеб, который так нужен был фронту. В Менжулях, его родном селе, к тому времени не осталось не только взрослых мужиков и парней, но и машин, лошадей. Пахать порой приходилось на коровах. Алексей Михайлович до сих пор помнит, как тонули его босые ноги в земле, когда он, изо всех силенок налегая на ручки плуга, старался хоть как-то, хоть чуть-чуть облегчить спотыкающейся буренке прокладку очередной борозды. Однажды, придя домой к вечеру, уронил голову на стол.

- Ты что, сынок? Уморился?. – спросила мать

- Корову жалко, – чуть не плача, ответил он. – Она, бедная, еле до двора добрела…

• • • • •

Страшней всего вспоминать оккупацию. Их хутору «повезло»: его захватили не немцы, а мадьяры, перед зверствами которых бледнели даже «акции по наведению порядка», проводимые самими гитлеровцами. Только случай и приближение наших войск спасли Алешку Ступникова и еще нескольких его ровесников-пацанов от расстрела.

В сорок четвертом он получил долгожданную повестку из военкомата…

Вернувшись домой, первым делом пробежался по свежей, пахнущей хлебом и цветами пашне. И – снова за работу.

Работал сначала прицепщиком, потом трактористом. В поле пропадал от зари до зари. На ночные «мотании» под гармонь хаживал редко, да и с невестами в Менжулях было – не очень.

А мать:

- Лешь, ты жениться –то думаешь? Пора бы уж.

- Думаю.

- А на ком?

- Не знаю.

- А я знаю!

У нее на примете была в соседней деревне Буденове одна семья. Поехали туда. Зашли в дом. Невест оказалось сразу три

– Выбирай любую! – сказал отец, с улыбкой указывая на дочерей – румяных, сероглазых. Две смешливые, а одна – строгая.

- Тебя как звать? – спросил он строгую.

- Клава.

- А меня Алексей. Пойдешь за меня?

- Как папаня скажет…

Короче – посватался. И – не прогадал. Жили они душа в душу. Бог послал им двух дочек и сына. Он родился уже в Семилуках, куда Ступниковы переехали сердцем откликнувшись на призыв поднимать производство строительных материалов для обеспечения простого народа бесплатным жильем.

• • • • •

Голые до пояса, на головах – шапки-ушанки. Такой была «рабочая одежда» тех, кто трудился у кольцевых печей, в пекле которых мягкая глина превращалась в звонкий, сухой и легкий кирпич. Шестнадцать лет ковал Алексей Михайлович в этом аду будущий рай для счастливых новоселов, переселявшихся из послевоенных бараков в пусть и непрезентабельные, но уютные, теплые, с надежной сантехникой квартиры…

Шли годы, и беззаветному трудяге Ступникову доверили руководство бригадой, причем такой, на которой, как принято говорить, «пробу ставить негде». Спросил бригадир у одного: где работал до стройкомбината?

- А я не работал. Я срок мотал.

- За что?

- Кража…

Почти у всех остальных – похожие биографии: бывшие зэки, алкаши, «пятнадцатисуточники». Но не поверите: уже через год бригаду Ступникова признали лучшей на комбинате стройматериалов. Ни одного нарушения трудовой дисциплины, ни минуты простоя, четкое взаимодействие со всеми другими цехами и службами. Отсюда и премии, награды, уважение не только со стороны начальства, но и к самим себе.

- Как вам это удалось? - спрашиваю у ветерана.

- Очень просто: к людям надо относиться по-доброму, по-человечески.

Работавшая в те годы на комбинате стройматериалов Валентина Илларионовна Афанасьева рассказала, что стоит за этими словами: он никогда никого не подставил, за промахи, срывы , авралы и аварии брал вину на себя.

• • • • •

Кое-кто их представителей старшего поколения частенько сетует на то, что, дескать, «горбатились, горбатились», но так и не обеспечили себе счастливую старость. Ступников не из числа. Во-первых, он не «горбатился», а работал. Работал и получал заслуженные награды, премии, почетные грамоты, которым цена была тогда, наверное, выше, чем теперь…

• • • • •

Он чувствует себя богатым. И не только потому, что у него, ветерана войны и труда, вполне приличная пенсия.

- Послушай, - говорит Алексей Михайлович,- у меня две дочери, сын, шесть внуков, два правнука. И заметь: все – взрослые, при деле…

Так оно и есть. Дочь Татьяна – художник-оформитель. Надежда – технолог. Сын Сергей – весь в отца: золотые руки и светлая голова – это могут подтвердить все, кто работает рядом с ним, мастером автотранспортного цеха Семилкского огнеупорного завода. Не подкачали и внуки. Игорь – заместитель директора крупной мебельной фирмы. Геннадий – зам директора строительного комбината в Подмосковье. Алеша – рабочий огнеупорного завода., Оля – студентка Воронежского госуниверситета. Вся женская половина «ступниковской династии», включая невестку Надю, - настоящие русские красавицы. Вся мужская, включая зятьев, – богатыри и труженики.

- Да я своим богатством, - шутит Алексей Михайлович, - любого олигарха за пояс заткну!..

А.М. Ступников с сыном Сергеем, невесткой Надей и внучкой Иришкой.

Живет мой герой в небольшой квартире на улице Железнодорожной, где сын Сергей сделал настоящий «евроремонт».Рядом обосновалась вся остальная «ступниковская рать»: это их дом, это их город. Это их черемуха зацветает как раз ко Дню Победы, когда Алексей Михайлович единственный раз в году надевает свой парадный, тяжелый от наград пиджак.

После того, как сделала на земле свой последний вздох незабвенная его супруга Клавдия Тихоновна, единственным светом в окне стала для Алексея Михайловича любимая (потому – что младшенькая) внучка Иринка.

- Дед, во что будем сегодня играть? – спрашивает она утром. – Давай в школу?..

- Годится. Я буду учителем, а ты – ученицей.

- Нет, учительницей буду я.

- Согласен .

Под Новый год они играли в Снегурочку и Деда Мороза, на Рождество – в колядки. Дедушка во всем потакает Иришке. И только играть в войну, опалившую его детство и юность, он отказывается наотрез

Вместо послесловия:

Нынешним маем, возвращаясь из родных Грязей, я снова проезжал полустанок с двумя рябинами у перрона. Погода стояла прекрасная: май бушевал всеми цветами и запахами, которыми ему положено бушевать. Рябины, пышно расцветшие над колодезным срубом, осыпали в его родниковую воду пригоршни душистых лепестков. И я опять вспомнил своего давнишнего попутчика, сказавшего в порыве откровенности: «Я богат настолько, что вы и представить себе не можете…» Где он сейчас? В каких райских кущах обитает? Не знаю. Знаю только одно: какая бы природная роскошь его ни окружала, она никогда не заменит ему двух рябинок над (слава Богу!) еще никем не приватизированным колодцем на безымянном полустанке, где даже билеты на пролетающие мимо электрички не продают…

Автор: Анатолий Морозов, журналист, город Семилуки.

Источник: «Коммуна», № 94 (25525), 01.07.10г.