Маньчжурская слава Василия Голубева

Он мог бы разминуться с войною, дважды забиравшей его жизнь и столько же раз отметившей его высшей солдатскою славою.

Полный кавалер орденов Славы Василий Голубев. Фото Николая Кардашова,

Фронтовые плацдармы. Они, как кричащее эхо войны, и через 65 лет после неё возвращают нам факты, события и обстоятельства, из которых и ткалось полотнище Знамени нашей Победы. И называют всё новые имена людей, без которых дорога к ней была бы хоть на минуту, хоть на версту, но дальше и длиннее.

Поездка ветеранов в нынешнем мае на Щученский плацдарм подарила мне встречу с человеком, вёрсты которого к Победе пахнут горечью маньчжурской пороховой гари и пыли. Вроде, и была скоротечная та война «с японцем» куда как короче Великой Отечественной. Но от той скоротечности не была менее драматичной. И люди, ставившие последнюю точку во Второй мировой войне, как и солдаты, бравшие Берлин, полною мерою изведали и горечь утрат, и терпкость вина Победы.

…Опираясь на выручалочку-палочку, он неспешно поднялся в автобус, скромно притулился на сиденье у зашторенного окна. Небольшого росточка, со стеснительною улыбкою, он ничем в себе не намекал ни на сибирское здоровье, ни на богатырскую удаль-отвагу, отличавшую воинов-сибиряков. Да оказалось только, что отвага не здоровьем тела определяется-меряется… И два ордена Славы, обрамлённые горсткою серебра боевых медалей, выдавали в их скромном владельце то, что от глаза сокрыто.

- Да сибиряк я всамделешний… - рассказывает, мягко улыбаясь. – Рождён был в первый день начавшегося 27-го года в сибирском городке Канске, что под Красноярском. На берегу той самой речки Бирюса, о которой песня сложена…

Мобилизовали Василия до срока – в неполные семнадцать в 1944–м, по «последнему призыву». Сибиряка, умевшего из карабина снимать белку попаданием в «бусинку» глаза, подучив в школе снайперов, посадили в теплушку фронтового эшелона и повезли к Европам добивать там не пушного, а предсмертно рычащего зверя – фашистского. Но запыхавшийся скорый «литерный» довести «последний призыв» до победного мая не успел. Победу не узнавшие фронта сибиряки встретили на одном из обезлюдевших за войну полустанков.

Но, переставив паровоз из головы в хвост «литерному», война резко поправила-перевернула и маршрут, и судьбу так и не ставшего снайпером Василия Голубева. И уже не Берлин, а кишащая японскими самураями Манчжурия ждала его, спешно переученного из снайперов в артиллеристы. И нарекла его та война наводчиком 76-миллиметровой пушки 91-го гвардейского отдельного противотанкового истребительного дивизиона. И заставила целые сутки тащить-нянчить ту пушку на солдатских руках через раскисшие от проливных дождей перевалы Большого Хинганского хребта, ведущие к Порт-Артуру. И быть бы русскому солдату в том городе, от которого на не таком уж далёком рейде «врагу не сдавался наш гордый «Варяг»… Да только карты судьбы и войны не всегда бывают в масть военно-полевым картам.

Необстрелянная батарея Василия Голубева, заплутав на лесистых дорогах, вышла к рассвету со своими пушками аккурат к железнодорожной станции Салунь, под завязку забитую японскими войсками. Затаиться бы батарейцам да дождаться бы подкрепления. Но не стали наследники берлинской победы таиться-прятаться. Поставив орудия на прямую наводку, начали крушить поезда и солдат «непобедимой» Квантунской армии. Потом уже узнали: целый состав с японскими унтер-офицерами упрятала упрямица-батарея в землю-могилу. А тогда, окружённые самураями, загоняя последние снаряды в шипящие от перегрева стволы орудий, батарейцы и рубахи чистые нательные надеть успели: последний же парад наступает…

- И быть бы нам смертниками на том «параде», - рассказывает артиллерист. – От дивизиона всего-то две пушки у нас и осталось. Но спасло чудо. Оказалось, что по нашему следу, тоже сбившись с маршрута, шла 17-я гвардейская танковая дивизия. Услышав грохот боя, танкисты прямо с марша и рванули к нам на помощь. Их «тридцатьчетвёрки» и нас спасли, и на станции гусеницами своими да пушками довершили то, что мы не успели.

После такого боевого крещения сделать бы войне артиллеристов – «богов войны» заговоренными от пуль и снарядов ангелами. Да только нет у войны заговоров-оберегов. Не раз на её дорогах приходилось Василию Голубеву боевых товарищей хоронить. И самому бить фугасами да бронебойными снарядами по амбразурам многоярусных японских дзотов.

«Оборону, - рассказывает, - и строить, и держать самураи умели. Дзоты свои железобетонные зарывали порою до 13 метров в глубину – пойди выкури их оттуда!... Амбразуры в них – на все направления. И у каждой – обречённый самурай-смертник цепью к тяжёлому пулемёту или к пушке прикован. Поэтому редко у кого из них находили боекомплект, не полностью расстрелянный.

Не берегла свои боекомплекты и пушка Василия Голубева. Потому как, будь по-иному, не выйти бы ему живым из той яростной, хоть и скоротечной, войны «с японцем». «Вот я и выжил, только повреждённым навсегда сделался», - показывает на свою палочку ветеран-артиллерист. Вышел Василий из своего последнего боя в упор расстрелянным, но живым: и война, оказывается, может быть бессильна перед солдатским мужеством.

- В бою том японцы так близко к нам подходили, что наводили мы на них пушки через стволы орудий. Разрыва их снаряда, влетевшего на позицию батареи, я и услышать не успел. Когда очнулся, увидел – ствол пушки нашей, перевёрнутой, напрочь оторван. Но бывает же такое: весь расчёт цел, а с меня осколок снаряда половину живого веса срезал…

После вереницы госпиталей солдата с медалью «За победу над Японией» и убавленным японцами «живым весом» строгие доктора намеривались комиссовать вчистую – ранение было не совместимо с дальнейшей службой. Но кто-то из военных зацепился глазом за строчку о профессии в его документах. Железнодорожник? Так у страны же все дороги железные войной раздолбаны-искорёжены!..9-й железнодорожный полк, сформированный в Улан-Удэ, и стал местом дальнейшей службы артиллериста, сделавшегося железнодорожником-созидателем. И продлил его службу ещё на целых семь лет.

В составе 38-го отдельного мостового полка поднимал-строил взорванные мосты на Сталинградском направлении – от Морозовской до Цимлянского водохранилища. Потом поправлял «железку» от Белгорода до Лисок. И только здесь в начале 50-х зацепился сибиряк за осёдлую жизнь. Женился. 38 лет в вагонном депо по самой мирной профессии – столяром – отработал. Но война отыскала сибиряка и в глубине России.

«В начале 70-х, - вспоминает, - позвонили из военкомата: к тебе, солдат, награда тут за Манчжурию пришла». И лёг на его железнодорожный китель орден Славы, порохом первого боя у «заблудившейся» пушки пахнущий. А месяца через три ещё один звонок позвал за «заплутавшей» на долгих вёрстах войны наградою. Второй орден Славы увенчал грудь солдата за бой последний, в котором даже сталь орудийного ствола не выдержала – сломалась.

Так война, вгонявшая в солдата своё смертельное железо, через 30 лет вернула ему серебро боевых орденов самой высшей пробы (по статусу полный кавалер орденов Славы трёх степеней приравнивается к Герою Советского Союза). Что ж: у солдата Василия Голубева сталь жизни оказалась прочнее стали войны. Потому, видать, что отвага и слава солдатская всё же не только здоровым телом определяются-меряются.

От редакции

Пользуясь случаем, поздравляем автора публикации Николая Алексеевича Кардашова со вступлением в члены Союза журналистов России.

Автор: Николай Кардашов, г.Лиски

Источник: «Коммуна», № 98 (25529), 08.07.10г.