Имя в литературе. Родниковая глубина

05.03.2010

У поэта Владимира Гордейчева, по мнению Александра Солженицына, русский язык был хорош и крепок

Поэты – народ особый. Авторитетов они не признают: каждый - сам себе авторитет. Но Владимира Гордейчева даже стихотворцы с более солидным творческим стажем называли правофланговым воронежской поэзии. О молодежи – и нечего говорить. Ни у кого эта «правофланговость» не вызывала никаких сомнений.

Поэт Владимир Гордейчеа. Фото Анатолия Костина..

…Пятого марта 1995 года Владимир Григорьевич Гордейчев отмечал свое 65-летие. В этот день мы вдвоем с ним побывали у тогдашнего председателя Воронежской областной Думы Ивана Михайловича Шабанова. Тот тепло поздравил юбиляра, вручил ему почетную грамоту и подарок. Гордейчев был доволен: время шло такое, что властям было не до литературы. Как, впрочем, и в наши дни. Поэт хорошо понимал это и высоко оценил поздравление руководителей Воронежской области.

Мы возвращались с ним домой, беседовали о наступившей нелегкой для писателей жизни. «Это надолго..» – горько сказал он. И вдруг на углу Плехановской и Фридриха Энгельса, где мы должны были расстаться, Гордейчев остановился, открыл свою папку и достал из нее адресованное ему письмо Александра Солженицына. «Возьми, – сказал он мне. – Когда-нибудь пригодится…»

Я был буквально ошарашен. И мне, и любому другому, кто хорошо знал Гордейчева, было хорошо известно, как дорожит он такими бесценными документами. Его личный архив – самый настоящий кладезь литературных изюминок. И вдруг – отдал. Без всякого, казалось, повода. Только позднее я узнал, что он неожиданно вручил подобные же подарки не мне одному.

В тот день он был таким же, как всегда. Только мимоходом пожаловался, что побаливает. Я даже особого внимания не обратил на это: простудился человек, с кем такого не бывает. А 15 марта, ровно через десять дней, его не стало. Видно, предчувствовал он этот скорый уход. Поэтому и расставался так легко с драгоценными документами.

…Владимир Гордейчев родился в Касторной – там, где и днем, и ночью были слышны гудки локомотивов, стук вагонных колес. Воспоминания об этом часто встречаются в его стихах.

Жив во мне район пристанционный,
нивами которого навек
службе паровозной ли, вагонной
отдан каждый пятый человек.

Восемнадцатилетним юношей он, окончив местную среднюю школу, поступил на заочное отделение Воронежского педагогического института. Одновременно преподавал русский язык и литературу в касторненских школах. А через два года перешел на очное отделение. Его и окончил. С 1952 по 1957 год учился в Литературном институте имени М.Горького. Получив диплом этого престижного учебного заведения Союза писателей СССР, приехал в Воронеж и стал здесь работать редактором отдела поэзии в журнале «Подъем». Позднее в течение ряда лет (в 1967-1969, 1975-1979, 1988-1995 гг.) возглавлял Воронежскую организацию Союза писателей России.

Первые свои стихи Владимир Гордейчев опубликовал в двадцатилетнем возрасте. А уже в двадцать семь стал членом Союза писателей СССР. Им издано около четырех десятков книг в Москве и Воронеже. В 1968 году он удостоен звания лауреата литературного конкурса Союза писателей СССР и ЦК ВЛКСМ имени Н.Островского, а в 1970-м стал одним из лауреатов Всесоюзного конкурса на лучший перевод стихов «литовского Маяковского» – Юлюса Янониса.

Многие современные воронежские поэты считают его своим учителем. Среди них Николай Белянский, Анатолий Кобзев, Николай Малашич… Да и мое вхождение в литературу не обошлось без его участия. По-иному и быть не могло: в течение трех десятков лет воронежская поэзия была в центре его пристального внимания и заботы.

Любопытно отметить, что стихи Гордейчева нередко становились предметом «исследования» поэтов-пародистов – причем тех, кто работал в жанре пародии основательно, со знанием дела. Я имею в виду, что «ловля блох» в стихах – это не пародия, а зубоскальство. По большому счету, пародировать можно только стиль. Нет стиля – нет и предмета для пародии. А у Гордейчева свой стиль, безусловно, был – с самых первых поэтических шагов.

«Идет по земле хозяин жизни и землю свою видит не серенькой, не в завесе дождей, не в тусклых бликах фонарного света, не сквозь мутные очки неврастении и скептицизма, но видит ее молодыми, зоркими глазами человека, влюбленного в жизнь, в землю, в труд на ней и на благо ее», – так писал Владимир Солоухин о первых поэтических шагах Гордейчева.

«Владимир Гордейчев пишет достоверно. Он видит мир вещно, предметы в его стихах осязаемы, картины рельефны. В этом и заключается убедительность его поэзии. Все, что он пишет, он увидел своими глазами, пощупал своими руками…» Так говорил о поэте, уже известном всей стране, Евгений Винокуров в предисловии к его сборнику «Свет в окне».

Во многих стихах поэта – живой народный язык. Вот как емко и уважительно пишет он о русском слове в стихотворении «Речетворцы»:

Смей, земляк! Свивай слова в колечки!
Любо мне с твоим «рукомеслом»
плыть по русской речи, как по речке,
токи стрежня черпая веслом.
Нет для нас заветнее отрады –
той, что мы на стрежень и должны
поднимать родительские клады
с самой родниковой глубины.

Поэзию Гордейчева с полным правом можно было называть голосом своей эпохи. «Это мы Мануковские и Гагарины мы» – эти его строки стали своеобразным девизом времени. Но и сегодня его стихи по-прежнему современны:

В Статистическом управленье
с громом рушится на весы:
сколько на душу населенья
за год добыто колбасы,
сколько стали и меди в слитках,
сколько окуня и ерша…
И томится от цифр избытка
оделяченная душа.

Время «оделяченной души» и цинизма он предвидел задолго до его наступления:

Не могу отмалчиваться в спорах,
если за словами узнаю
циников, ирония которых
распаляет ненависть мою…

Сегодня беспамятство циников дошло до того, что они пытаются тревожить светлые души ушедших в мир иной ложью и кривыми ухмылками. Не миновал этой участи и Гордейчев. Но на такую ложь и ухмылки невозможно придумать лучшего ответа, чем его поэзия.

Гордйчева считали слишком замкнутым человеком. Но в моей памяти он остался другим. Не раз, приехав в Москву для участия в писательском съезде или пленуме, мы жили с ним в одном номере гостиницы. Ему не были чужды ни чувство юмора, ни обыкновенные человеческие радости. Он замыкался лишь тогда, когда творил. А творить он мог в любой обстановке.

А теперь – о солженицынском письме. У истории этой – свои корни. Когда опальный Солженицын отмечал свой 50-летний юбилей, Гордейчев направил ему поздравительную телеграмму. Поздравлений таких было, разумеется, немало. Но гордейчевская телеграмма обратила на себя внимание многих – и даже за рубежом: ведь Гордейчев был не просто поэтом, он руководил одной из крупнейших в стране писательских организаций. Об этом поздравлении даже зарубежные «голоса» сообщили. И все это вышло Гордейчеву, как говорится, боком. Его потащили на беседы к партийным руководителям, появилась угроза строгого взыскания или даже исключения из партии. В результате Владимир Григорьевич вынужден был уйти со своего поста.

Разумеется, Солженицын знал обо всем этом. А когда у Гордейчева вышла книга «Памятные страницы», и он послал ее Александру Исаевичу в подарок, тот откликнулся письмом. Впервые я опубликовал его в воронежской железнодорожной газете «Вперёд». Вот текст этого письма:

«Дорогой Владимир Григорьевич!

Рад был Вашему письму и с большим сочувствием читал Ваши воспоминания – особенно о разрушении исторического Воронежа, а также о передрягах, в которые Вы попали из-за «опрометчивой» телеграммы в Рязань к моему 50-летию. Ну, будем радоваться, что слишком худых последствий все же не произошло.

Если Бог даст сил – надеюсь в будущем году побывать в Воронеже (этот план был еще до Вашего письма), – тогда, надеюсь, увидимся и поговорим обо всем.

Понимаю, в каком тяжелом положении Вы сейчас находитесь, как и все писатели России, особенно провинциальные.

От души всего Вам доброго.

Крепко жму руку.

А. Солженицын».

И приписка: «Русский язык у Вас – хорош, крепок».

Приезд Солженицына в Воронеж, о котором говорится в письме, как известно, состоялся. И связан он исключительно со сложившимися между ним и Гордейчевым добрыми отношениями. Помнится, Александра Исаевича тяготило внимание к нему со стороны городских чиновников. С воронежскими же писателями он общался весьма охотно и, было заметно, лишь с теми, кто входил в гордейчевский круг.

…Поэт жил в доме на улице Комиссаржевской. Этой улице он, кстати, тоже посвятил поэтические строки. Как и Воронежу, о котором писал много и часто. Но нет пока еще на этом доме мемориальной доски. И укором, особенно сегодня, в день его 80-летия. звучат строки поэта о забвении памяти ушедших:

Теперь, к примеру, ответь, Воронеж,
вздымая краны превыше крыш:
кого лелеешь, кого хоронишь,
как память мертвых своих хранишь?

Автор: Евгений Новичихин.

Источник: «Коммуна», № 31 (25462), 05.03.10г.