Заметки писателя. Благодарение Нижнему Карабуту

Донской Нижний Карабут (слобода, село) отметил своё двухсотпятидесятилетие. Отметил празднично, ярко, никого и ничего не забыв. Эка невидаль, сказать, размашистый праздник. Да у нас ныне только и дела, что праздновать! То десять дней Нового года, то День Независимости (от кого?), из-за явной бессмыслицы переименованный в День России, то День согласия и примирения, даже народного единства, когда оных так не достает ни в мире, ни в стране, ни в семье, хотя почти две тысячи лет звучит Нагорняя проповедь любви.

Но в празднике села я увидел знак возрождения родного Нижнего Карабута, давно теснимого, как и весь сельский мир, со своих территориальных и духовных плацдармов: вспомнишь и принудительное колхозоустроительство, и в полгода стояние на фронтовой черте Великой Отечественной, и дебри бесконечных реформ.…

250 лет Нижнему Карабуту – много это или мало? В потоке истории, даже в тысячелетней поступи Руси, это не столь долгие годы. И всё-таки долгие, если, скажем, подумать, что Соединенные Штаты Америки моложе Нижнего Карабута: в государственном статусе огромная заокеанская страна возникла позже. Казалось бы, ничем особенным – ни историческим преданием, ни заметным событием, ни многолюдством – Нижний Карабут на отличается от других слобод-сёл, придонских, степных.

И всё же неповторимостью, сокровенной особицей Нижнего Карабута дано, наверное, проникнуться с детства каждому, здесь рождённому. Нам, действительно, дано испытывать глубокую радость оттого, что мы взрастали в краю, где сходятся три уклада – русский, украинский, казачий, отчего не в последнюю очередь и проистекает богатство нашей речи, нашего характера, нашей души; радость оттого, что наша малая родина – редкой, несказанной красоты; и когда в детстве кто из нас всходил на придонские кручи, то испытывал не только чувство восторга от открывавшейся небесно-земной благодати и географической дали, но и чувства исторические, а история недавняя, военная… она была на наших глазах – детей сурового, скудного послевоенного времени.

Нижний Карабут, стоявший на линии фронта, был разорен не меньше, чем наш областной Воронеж. Но мы были дети победителей. Нередко хлеб наш был желудевый, берестковый, жмыховый, нередко углы наших промороженных хворостяных хат мерцали кристаллами льда, а дабы заполучить от старьевщика горсть леденцов, мы в логах и на кручах не без риска собирали и выкапывали гибельногрозящий металл, оставленный Европой…

И все же мы были дети победителей, и верили в завтрашний день, и школа, и старшие, и эпоха воспитывали в нас чувство завтрашнего дня… Для меня ни с чем не сравнимыми были виды окрест родного села – Дон, Стародонье, осокоревый остров меж ними, с придонских круч, изрезанных окопами последней войны, открывавшаяся великая даль и ширь во все концы света. При виде реки Дон, о геологической и исторической протяженности которой я тогда и не подозревал, всё вокруг мнилось былиннокрепким, не уносимом ветрами времени. Захватывало ощущение вечности, ещё не подоспел час знать, что ничего вечного нет: ни окопов, ни имён, ни даже природных образований, будь то река или холм.

Люди? Они тоже сходили, как осенние травы, увеличивая число холмиков на погосте, и почему, позже сокрушался, я не запомнил в своём детстве их всех, разных, непохожих, каждый из которых нёс в себе маленькую вселенную? История села – это каждодневные труды, радости, печали сотен и сотен местносельских, это страда, это вражда и мир каждодневные… Это соборность в час испытаний, в час войны. В своё время занимаясь в областном архиве довоенной и военной историей Нижнего Карабута, я наткнулся на список односельчан, пожелавших добровольцами уйти на фронт. Сотни призванных и добровольцев дал Нижний Карабут фронту. Большая часть их не вернулась. И, верно, среди них были люди в чём-то да выдающиеся, и все – умевшие сеять и строить.

В праздничное утро Нижний Карабут молился у поклонного православного креста, посильно обретая истинную память, некогда размытую, гибельно искаженную и сокращенную. И нам должно благодарить Господа Бога, что он дал нашим предкам выбрать именно этот уголок земли. И поблагодарить предков, что они в течение десятилетий, столетий занимались устроением родной земли. Я пытаюсь представить, как выглядел и чем существенным отмечал Нижний Карабут свое пятидесятилетие? Столетие? Стопятидесятилетие?

Думаю, что праздничное «лето рождения…» проходило в трудах праведных на ниве и сенокосе, на огородах и подворьях. По извечному страдному кругу ворочались крылья ветряных мельниц, везли с поля зерно и первый помол, по утрам люди молились в Михайлово-Архангельской церкви, вечерами старые отдыхали и собеседовали о прожитой жизни, молодые ватажились, влюблялись и пели. И хаты в садах и зарослях мальв, и окрестное: поля и степные лески, Дон и Стародонье, на лугах чаши озёр и рощицы ветел – всё окрестное было соприродно-величаво и прекрасно, спокойно и, казалось, непорушимо.

Так было не один десяток лет. И так было еще в детстве моем. Но не прошло и трети века – и могло показаться, что, уменьшаясь в числе живущих и угнетаясь техногенными ветрами и потоками, Нижний Карабут разделит судьбу сел-деревень, десятками тысяч сошедших с карты и земли.

Позже в газете «Труд» – тогда самой тиражной газете мира – я призывал соотечественников озаботиться созданием своеобразных энциклопедий не только сел-деревень, но и даже родов, и даже семей – ушедшей отечественной Атлантиды и ещё живого славянского, русского мира… И меня радует, что голос мой был словно бы услышан в родном селе, то есть именно в родном селе столь самоотверженно взялись за восстановление памяти, восстановление корневой системы Нижнего Карабута.

Конечно, было бы грустно, если бы красочным праздником, замечательным песенно-плясочным сценарием все и закончилось. У нашего села, как и у России, много забот. Помимо вообще малоустроенной российской жизни, тут и местные беды: заиленное Стародонье, разрастающиеся овраги, потерявшие прежнюю черноземную плодовитость поля. Но у нас, и уроженцев Карабута, и у тех, кто приехал сюда с европейского Севера, есть и руки, и сердечное соучастие, и ум-разум. Я верю, они помогут сохранить село.

Выступая перед земляками, не мог избавиться от невеселых видений, которые существовали за стенами зала – усыхающее Стародонье, разваленная церковь, бывшая школа, в которой я проучился семь лет, бывший детсад в той же церкви-школе, сколько детишек поднялось здесь!.. Говорил об одном, а опять и опять, сбивая мою речь, являлась мысль: отчего ты, здешний уроженец, теперь гость в этом зале, и что органичней и честнее: когда ты в юности крепко держал рычаги трактора, или когда теперь ничего тяжелее писчей ручки не держишь?

Я впервые испытывал гнетущее чувство, что не могу помочь родному селу, как если бы в прежние времена, когда получая за книги гонорары, переправлял часть их в фонды мира, культуры, помощи чернобыльцам, на восстановление старинных усадеб и храмов. Как тут не вспомнить эпизод из детства! Однажды к нам в дом заглянул представители то ли районо, то ли иной проверяющей организации (отец тогда был директором Нижне-Карабутской семилетней школы). Узнав, что я из начитанных учеников, решили меня слегка поэкзаменовать.

– Какая самая великая река?

– Дон, – без тени сомнения ответил я.

Гости переглянулись.

– Ну а Дунай, Амазонка, Ганг?

– Дон, – ответил я упрямо.

– А какая самая большая гора?

– Нисолоновская круча!

Гости улыбнулись и спросили шутя

– Ну а столица нашей страны?

– Для меня – ответил я – Нижний Карабут!

Так вот для нас, уроженцев донского села, Нижний Карабут всегда останется столицей нашего детства, нашего сердца, лучшим для нас уголком земли. Мне выпало побывать в разных областях и республиках былой державы, в разных странах, и там тоже любовался я замечательными видами Рима и Венеции, Саксонских Альп и Карпат, Дуная, Вислы и Эльбы, Златой Праги и Варшавы, Берлина и Дрездена. Но не раз случалось, вдруг возникнет перед глазами Стародонье, Стинки, Провалье, Осокоревый остров, и дух перехватит.

Мы – романтики, но мы и реалисты. И понимаем, что в мире многое хорошее уходит, иное – 3езвозвратно. Уходят загадочные Трои, уходят великие империи. В пески уходят древние реки.

Мы прекрасно понимаем, что ежели возникнет сотня-вторая друг перед другом похваляющихся коттеджей на берегу Дона, обитатели которых не захотят почувствовать душу, традицию и все двести пятьдесят лет былого села, это уже не будет Нижний Карабут. Вернее – это будет совсем другой Карабут. И трудно что-либо противопоставить новому времени – как в его очистительных, так и сорных началах.

Но мы надеемся, что и в Нижнем Карабуте, и в стране еще живут карабутцы, которые помнят послевоенное детство, соборные начала, когда всем миром строили погорелые подворья, аты, отмечали дни победы и скорби, верили в завтрашний день; надеемся, что сохранились записи тех, кто жил до нас и при нас. И нам и нашим детям нужен такой Нижний Карабут, сердце которого бьется-живет, чувствуя печаль и радость всех когда-то живших поколений села.

Книга, которую я подготовил в дар Нижнему Карабуту, – «Донская купель», – почти вся о нашей малой родине. На обложке – фотогравюра. А на ней Дон и Стародонье даны без иловой, наносной, зарощенной вербами удавки-перемычки. Мне хочется надеяться, что однажды так и будет. Хочется надеяться, что, несмотря на перелом славянского крестьянского мира, несмотря на многократные страшные войны и лихолетья в России, несмотря на трагические испытания русского, славянского народа, соотечественники, как не раз бывало, проявят лучшее в себе, пробьют заторы и завалы, болота грязи и лжи.

А нынешний праздник – это и благодарное воспоминание о первопоселенцах, давнопрошедших и недавних поколениях. И серьёзное раздумье о нынешнем дне и о будущем Нижнего Карабута. Тысячи ему подобных, равнобольших сошли с карты земли, словно деревья, бурей вырванные с корнями, или стаи хороших птиц, улетевшие невесть куда…

Не разделит ли и Нижний Карабут их трагическую участь? Не станется ли так, что при очередной круглой дате придётся справлять нечто вроде поминок, на которых никого их корневых уже не будет? Чтобы этого не случилось, нам, живущим, надо собрать разорванную память, заняться собиранием и устроением малой родины. Через слово и дело. И праздник этот – сочетание слова и дела, любви и веры.

Каждое малое село было и есть неотъемлемая частица большой России. И без этой частицы страна была бы чуточку беднее. Малая родина вовсе не малая: она вписана в исторический контекст Отечества.

И потому, как когда-то наши предки собирали Русь, нам выпадает собирать деревенский, сельский, корневой мир. Ещё не последняя точка, ещё не ночь. Собирая память, делаем шаги к созиданию. Спасибо всем помнящим, всем сеющим, созидающим, собирающим. Спасибо, земляки!

Автор: Виктор Будаков.

Источник: «Коммуна», № 114 (25545),1 0.08.10г.