Имя в литературе. Неразгаданная глубь

15.04.2010

В октябре, тринадцатого числа, будем отмечать 80-летие Алексея Прасолова. На его родине, в Россошанском районе, нынешний год проходит под знаком Поэта

Полвека с лишним назад в Новой Калитве, десятиклассник, в весенний час на донском берегу я вижу Прасолова. Мы уже встречались прежде. Несколько раз в домах, по недавнему военному разорению странно и счастливо богатых книгами и грампластинками, впечатления от которых и объединяли нас. И хотя я по юному невежеству, по молодой ершистости, кроме Пушкина, Лермонтова и Блока, да ещё нескольких имен, мало что и мало кого принимал всерьёз, но сильные строки Прасолова были по душе, и чувствовал, что надо встретиться по-настоящему, тем более что я, пусть и на десяток лет моложе, был ему интересен, как мне о том говорили старшие его и мои знакомые, друзья.

Алексей Прасолов. Фото Анатолия Костина.

Миг выдался самый подходящий. Но тут как-то неожиданно подпорхнули ко мне девчонки-соклассницы и стали щебечущей преградой между нами. Поэт ушёл, и так сложилось, что по-настоящему посмертная, уже нерасставаемая встреча состоялась едва не через четверть века, когда настала безусловной потребность благодарственно рассказывать о Прасолове и соучаствовать в увековечении его имени.

В 1980 году не без моих обоснований и с моим предисловием в журнале «Подъем» публикуется повесть Прасолова «Жестокие глаголы». Присланная Борисом Стукалиным ранняя прасоловская рукопись, обстоятельно прокомментированная автором этих строк, публикуется в журнале «Дон». Как председатель комиссии по литературному наследию Алексея Прасолова я обращаюсь к редакторам районных газет, где работал Прасолов, с просьбой прислать материалы для будущей книги воспоминаний, обращаюсь к воронежским властям и общественности с предложением – открыть в Воронеже мемориальную доску, присвоить имя Прасолова одной из библиотек областного центра.

Пусть не сразу, но в городе появились и мемориальная доска, и библиотека имени А.Прасолова, а рукопись воспоминаний о поэте ждёт своего издательского часа.

В 2003 году в столичном «Романе-журнале. 21-й век», а через пару лет и отдельной книгой, выходит повествование «Одинокое сердце поэта», где повторяется пожелание, уже высказанное мною в прессе, - создать Прасолову памятник. Именно памятник – не суть важно – бронзовый, гранитный…

Вместе с тем неоднократно на разных встречах и в разных аудиториях вёл я речь и о широком увековечении его памяти на малой родине.

«Станция зелёная с названьем русским Россошь…» - многих, конечно, трогает это прасоловское. Сколь по-сыновьи нежно, лирично, несколько даже непривычно для Прасолова! И, разумеется, Россошь признательно помнит своего сына. Да и как не помнить! Замечательные, сильные стихи поэта – «Ещё метёт во мне метель…», «Тревога военного лета…», «Рубиновый перстень», «Обречённая ночь», «Та ночь была в свечении неверном…», «Я не слыхал высокой скорби труб», «Сенокосный долгий день», «Мать наклонилась, но век не коснулась…», да и повесть «Жестокие глаголы», навеяны пережитым на россошанской земле.

И овеществленная память, спасибо, в Россоши, разумеется, есть – мемориальная доска на здании педучилища, и библиотечные встречи, и экспозиционные уголки. Но, прекрасно понимая, что живая, по отечественному мыслителю Фёдорову, память не обязательно предполагает как можно большее число памятных знаков, именных присвоений, я всё же говорил о желательности присвоить имя Алексея Прасолова педагогическому училищу-колледжу или одной из школ, а также Росошанской районной библиотеке, где бы можно было проводить прасоловские чтения;. Аещё – взять на охранный учёт сложенную матерью и сыном хатку в Морозовке, установить там мемориальную доску, а может, и сохранить всё подворье в музейном образе и запоминании.

В юбилейный год что-то, надо верить, исполнится.

Но нам, в юбилейной приподнятости, не упустить бы две позиции.

Первая – прасоловские школьные часы, прасоловские уроки. Нашим молодым надо знать прежде всего живое слово поэта. Оно даст им эстетическую радость, художественно образует. Оно же в современном перевёрнутом мире поможет отличать правду от её видимости, истинную поэзию - от внедушевной литературной возни, сердечное соучастие, бескорыстное дарение - от олигархического прицельного спонсорства. Словом, серьезные ценности - от суетливых оценок.

А вторая позиция – прасоловский маршрут, в который были бы закольцованы не только Россошь, но Дерезоватое-Первомайское, Шекаловка, Новая Калитва, где он учительствовал в школе и работал в редакции. Ржевск и Еленовка, Ивановка – малая родина поэта. И, конечно, Морозовка, где прошли десять его детских и раннеюношеских лет, где он испытательно пережил железное нашествие, столь поразительное и многоликое, что война станет одной из главных тем его стихов, поэмы и повести; Морозовка, где в послевоенном разорении он с матерью, худо-бедно, склеил хатку – бедный кров на скудную тогдашнюю жизнь. Подворье выходило к Черной Калитве, перед глазами ещё не было никаких промышленных труб. Малая хатка и большой простор…

Мне посчастливилось (теперь можно и так сказать) множество раз встречаться на том подворье, в той хатке с Верой Ивановной, матерью поэта. Её неторопливый голос и природная крестьянская мудрость разговора… Да, впрочем, лучше прочитать строки с впечатлениями от тех встреч.

В хатёнке тускло, мало света,
Печаль – последняя, немая,
Бывал у матери поэта,
Расспрашивая и внимая.

В словах украинно-певучих,
Таилось что? – Судьбе покорный
Удел крестьянский, неминучий,
Семьи ль подрубленные корни?

Мать – вдалеке. И что с хатёнкой,
Откуда сын в порыве строгом
Ушёл. А солнце и потёмки –
Преднеизбывная дорога!

И, право же, прежде чем оказаться на преднеизбывной вечной Божьей дороге, надо бы не забывать дорогу в Ивановку. Навещать Ивановку, которой нет. Деревню, которой нет. Родину, которой нет. Расхожее выражение - чтобы понять поэта, надо побывать на его родине - здесь обретает нагую безусловность.

Я ещё захватил то время, когда Ивановка была живой, и ещё цел был угол прасоловской хаты, а напротив искрилась и струилась криница. После моей публикации, озаглавленной «Криница и звезда», некоторые из моих знакомых, любящих и понимающих Прасолова, пеняли: дескать, ну какая там у Прасолова криница? Всё это - этнография, вот звезда, мирозданье, космос – другое дело. Можно было бы возразить в том смысле, что словосочетание есть метафора, но я прекрасно понимал, что для Алексея Прасолова криница, как и река, поле и лес, были и реальность его сердца, души и мысли. Его радость и боль.

И, право же, невозможно на малой родине поэта не думать о чуде. В самом деле: сухое поле, лог меж двумя косогорами, лесок, деревня… Неграмотная женщина, несущая тяжёлый крест крестьянской недоли, хата без книг и того антуража, который называют культурным, и вдруг – ребёнок, которому дано стать истинно большим поэтом. Откуда это чудо? Разумеется, Творец, Господь Бог метнул в Ивановку искру Божью и отметил ею дитя. Дальше, быть может, сказались героические, исторические, географические особенности: путь славянского народа, счастливое сочетание русского, украинского, казачьего укладов, полевые пространства родного края, суходолы и впадающие в Дон речки, солнечные токи, чернозем…

Мальчик заглянул в криницу - и увидел звезду. А дар Божий дал его отзывчивому сердцу почувствовать трагедию. Трагедию Родины, России. Трагедию мира. Да, в конечном счёте, и трагедию вселенной. Чутко воспринимая все изломы человеческой души, пытаясь счастье с горем рассудить на земле, надеясь запредельное постичь, вслушиваясь в отдалённые грозные громы небесных сфер, гулы тектонических разломов, гулы Конца, он услышал и горние трубы, и зовы бездны.

Верный отечественной музе, Алексей Прасолов не мог не знать мучительной драмы отечественной поэзии, чувствовавшей невозможность во всей абсолютности выразить сокровенное, невыразимое и разрывавшийся меж словом и молчанием. От благородного пушкинского «Блажен, кто молча был поэт» до отчаянного блоковского: «Молчите, проклятые книги, я вас не писал никогда».

Сказал своё и Прасолов: «Есть под словом человечьим неразгаданная глубь».

И мы теперь разгадываем…

Автор: Виктор Будаков, председатель комиссии по литературному наследию Алексея Прасолова.

Источник: «Коммуна», № 54 (25485), 15.04.10г.