Жил в Павловске художник один…

Фёдор Попоудин. Фото из семейного архива Ольги ВАСИЛЬЕВОЙ..

Так и видится: по осеннему парку, слегка опираясь на трость, прогуливается высокий, прямой старик. Он то всматривается в золотые и багряные листья, шуршащие под ногами, то старается запомнить, как солнечные лучи пробираются сквозь ветви, то поднимает глаза в ещё высокое октябрьское небо, по которому идут лёгкие облака, то пристально вглядывается в лица прохожих.

…Детство будущего живописца Придонья Фёдора Дмитриевича Попоудина прошло в селе Озёрки Козловского уезда Тамбовской губернии. Он родился 28 февраля 1895 года. Семья была крестьянская, многодетная, но, по-видимому, не бедная. Ведь у отца нашлись средства на обучение Фёдора. Примерно восьми лет мальчик впервые взялся за кисти, что нашло поддержку в семье.

Но по-настоящему азы художественной грамоты юный Фёдор начал постигать в частной художественной школе в Козлове (ныне Мичуринск), где преподаватель – выпускник Петербургской Академии художеств – на всю жизнь привил мальчику любовь к живописи. Дальше повзрослевшего Фёдора судьба привела в Тамбов, в иконописную мастерскую. Началась работа и по росписи церквей.

Здесь-то и довелось поработать Фёдору Дмитриевичу с будущим президентом Академии художеств СССР Александром Михайловичем Герасимовым.

Молодое было время, весёлое. Однажды, кроме обещанной платы, иконописцы получили сверх ещё и по пять рублей золотом - так пришлась по душе их работа!

Случались и забавные истории. Матушка игуменья вдруг подняла голову к церковному куполу и, сурово нахмурившись, указала на какую-то якобы оплошность. Старший мастер, пряча улыбку, сказал: «Федя, слазь-ка, поправь!» Фёдор поднялся к куполу и слегка помахал сухой кисточкой, изображая процесс рисования.

«Так-то лучше!», - прищурившись, изрекла довольная игуменья.

Но на пороге уже стояли иные времена. Ремесло иконописца стало невостребованным, чуждо новой стране.

В армию, по причине плохого зрения, его не призвали. Друг и соратник Александр Герасимов уговаривал податься в Москву. Попоудин почти согласился. Но он был не на шутку влюблён, собирался жениться, и Татьяна, будущая верная подруга художника, срываться с насиженного места побоялась. Встала горестная дилемма: пойти на службу новой власти или влачить полуголодное нищенское существование? Художник выбрал первое. После окончания Тамбовской партийной школы ему предложили остаться там в должности секретаря.

Работать над картинами приходилось урывками, от случая к случаю. А судьба готовила ещё одно страшное испытание: при пожаре погибли все картины художника. На глазах рушились храмы, что он расписывал в молодости. В сорок лет надо было начинать всё заново.

В Павловске Фёдор Дмитриевич Попоудин с женой Татьяной Александровной и детьми Геннадием и Зоей появляется в 1935 году: сюда из Тамбова перевели совпартшколу.

И потянулись годы грошовой службы – и задушевной работы над картинами, годы служения прекрасному.

Но, работая сначала секретарём, а впоследствии лаборантом сельхозтехникума, он не порывал с живописью, в каждую картину вкладывал всю душу. А нужда преследовала его неотступно. Конечно, кое-что продавалось, иногда попадалась подработка. Так, в послевоенные годы, когда начали кое-где открываться храмы, Попоудину, словно в память о далёкой юности, довелось расписывать иконостас Покровского храма в Павловске.

Но этот приработок был каплей в море вечной нужды. Написанное по большей части просто дарилось друзьям. А дети взрослели. Жена была домохозяйкой – в те годы, как и в нынешние, с работой в Павловске было туго. Уму непостижимо, как можно было прожить вчетвером на мизерную зарплату лаборанта сельхозтехникума, а в последствии вдвоём на пенсию, которая не дотягивала и до сорока рублей. Да ещё покупать холст, кисти, краски… Иногда художник признавался: «На завтрак у меня только чай». Но, забывая о нужде, он всецело отдавался работе.

Здание техникума превратилось его стараниями в огромный выставочный зал. Ныне же всё из написанного безвозвратно утрачено. Я, по крайней мере, бродя по техникуму, не обнаружил ни единой попоудинской картины. Говорят, что-то в какие-то годы было передано в краеведческий музей.

Кстати, в музее картины «Облачно», «Самарка» и другие полотна художника, где запечатлено родное Придонье, почему-то недоступны для постоянного обозрения…

Прекрасно зная Священное Писание, художник мог объяснить сюжет любой классической картины на православную тему. Он становится наставником молодых павловских художников – Василия Животягина, Николая Баранова. Попоудин учил и не уставал учиться сам. Умел он и слушать собеседника.

Супруги Попоудины были гостеприимными людьми. По воспоминаниям художника Василия Ивановича Животягина, когда он заходил в дом художника, хозяйка Татьяна Александровна приветливо улыбалась. «А мы картину закончили писать!» - неизменно говорила она, хотя к живописи имело отношение только её платье, пропахнувшее добротными красками. А Попоудин иногда отмахивался: «Вот что я настряпал. Ты просто смотри, любуйся, а в остальном пусть искусствоведы разбираются».

Искусствоведы же, видя на областных выставках его работы, округляли глаза: «Как, Попоудин ещё не в Союзе художников?» Когда ему передавали эти слова, он отшучивался: «Там и своих хватает».

Попоудин очень любил свою семью. Он жизни не мыслил без жены Татьяны Александровны, детей Геннадия и Зои, своих дорогих внучек. Теперь в Павловске живут две его внучки - Ольга Витальевна Васильева и Татьяна Витальевна Иваненко. Есть и правнуки.

Под старость его комната, перегороженная мольбертом, стала для него и мастерской, и спальней, и картинной галереей. Здесь можно было из окна увидеть играющий восход летнего солнца и суровые сумерки зимнего вечера. Он мог неспешно выйти на улицу, подняться на крутогорья Дона и полюбоваться дивными видами озера Тахтарки. Среди друзей и любимых полотен Фёдор Дмитриевич мог часами говорить о творчестве русских художников.

Он не мыслил себя без Дона, без его пойменных лесов и заливных лугов. Придонье стало для художника поистине родным.

Попоудин предпочитал писать с натуры, и по великой требовательности к себе, уточняя и поправляя написанное, многократно возвращался в одно и то же место - и всё больше влюблялся в него.

Интеллигентного старика в роговых очках, во френче с накладными карманами, с неизменным этюдником, кистями и палитрой можно было увидеть на берегу подёрнутого утренней дымкой Дона, на лесной дороге, на тихой, еще полусонной улице. Писались, впрочем, не только пейзажи, но и многочисленные портреты. Попоудин брался за портрет только тогда, когда душа человека открывалась ему со всех сторон.

Когда же художника спрашивали о дальнейших планах, то он отвечал: «Хочется работать!». Но написанное по большей части дарилось друзьям. Теперь попоудинское наследие (а ещё в 1965 году, за 11 лет до смерти, художник упоминал о двухстах своих картинах) почти всё утрачено.

С годами всё труднее становилось писать – начали дрожать руки. Но Фёдор Дмитриевич нашёл выход: на лёгкую бамбуковую палочку с одного конца он наматывал шарик из ткани. Держа одной рукой эту незатейливую конструкцию, он упирался палкой в подрамник, другую руку клал поверх – и, тихонько напевая, творил.

Восьмидесятилетие художника решили отметить широко. Решил, конечно, не он, а его друзья, Василий Животягин и Николай Баранов.

Прошли всевозможные чиновничьи мытарства, как же без этого? Но всё-таки своего добились. В газете дали объявление, что в фойе Дома культуры открывается персональная выставка (кстати, единственная за всю его долгую жизнь!). Во время торжественной части от сельхозтехникума, где Фёдор Дмитриевич проработал много лет, ему преподнесли часы.

С поздравлениями выходили люди, которым он когда-то дарил свои полотна. Наконец, заключительное слово предоставили юбиляру. «Я не понимаю, за что меня так чествуют! - искренне, по-детски разволновался он. - Наверное, потому, что я очень старый. Хочу пожелать моему городу, чтобы всех его стариков всегда поздравляли, как меня».

Меньше чем через два года художника не стало. Жизнь его оборвалась 23 декабря 1976 года. На его похороны пришли друзья, учащиеся художественной школы.

Снега тогда почти не было, и земля промёрзла неглубоко. Когда гроб опускали, он зацепился за край могилы, словно художник ещё хоть на мгновение хотел задержаться на милой ему земле. Гроб поправили, и он медленно опустился в чёрную глубину. По крышке глухо застучали комья земли.

На могиле поставили деревянный крест. И лишь через много лет его заменили на простое надгробие из искусственного мрамора, на котором ученик Попоудина Николай Баранов высек слова «Художник Попоудин Фёдор Дмитриевич» - и даты рождения и смерти.

Надпись была неброской и скромной, как и вся жизнь этого незаурядного человека.

Сергей ЛУЦЕНКО, г.Павловск, Воронежская область.

Источник: «Коммуна», №34 (25662), 11.03.11г.

---