«Мечтаю о третьем полёте»

Герой России, лётчик-космонавт Сергей Викторович Залетин совершил два космических полёта. Более пяти часов провёл в открытом космосе, вместе с Александром Калери, фактически реанимировал станцию «Мир».

Сергей Викторович Залетин.

О сложностях профессии космонавта, о процессе подготовки к полёту, о жизни в невесомости и о Борисоглебском лётном училище, которое он заканчивал, – разговор с ним.

– Сергей Викторович, когда возникло желание стать космонавтом?

– В детстве все мои друзья мечтали стать летчиками, и я не был исключением. Мне удалось реализовать мечту, я поступил в Борисоглебское высшее авиационное училище летчиков им. В.П.Чкалова. А уже значительно позже, став летчиком и пройдя путь до заместителя командира эскадрильи и летчика первого класса, спросил себя: «А что дальше?» А дальше мог быть только космос.

Кроме того, в определенной степени мне помог Его Величество случай. К нам в полк, я тогда служил в Шаталово недалеко от Смоленска, приехал один из космонавтов для отбора кандидатов в космонавты. Из 60 пилотов им были отобраны всего пятеро, и я попал в эту пятерку.

– А почему ваш выбор пал именно на Борисоглебское летное училище?

– Когда я, как все ребята призывного возраста, пришел в военкомат на медицинское освидетельствование, мне предложили попробовать поступить в какое-нибудь военное училище. И назвали несколько на выбор – артиллерийское, танковое. Но я отказался, сказав, что мечтаю быть летчиком, и попросил направить меня в какое-нибудь летное училище. Оказалось, что, во-первых, разнарядки в летные училища у них нет, а во-вторых, сердце у меня стучит не так. Но я решил, что если не в летное, тогда ни в какое. Попрощался и пошел домой.

А на следующий день позвонили в школу и сказали, что есть разнарядка в Борисоглебское летное училище.

До этого момента я не имел представления, какая это авиация – тяжелая, бомбардировочная, истребительно-бомбардировочная. Но повезло, попал почти в истребители.

– Какие воспоминания у вас остались о Борисоглебске?

– Только хорошие, ведь это город моей курсантской юности. После окончания училища меня оставили служить в Борисоглебском полку в качестве инструктора. Красный диплом я не получил, было несколько лишних четверок. А вот в плане лётной работы было все в порядке – самым первым вылетал самостоятельно и на втором, и на третьем, и на четвертом курсах. А это является определенным показателем.

И тут вмешался Случай. Приехал заместитель командира полка из Шаталова (он принимал у меня госэкзамен по летной подготовке), чтобы среди выпускников выбрать несколько человек для своего полка.

Увидел меня и поинтересовался, остался ли я здесь? Я ему ответил, что не я остался, а меня оставили, хотя у меня не было желания работать инструктором. И он забрал меня к себе в полк.

– Своего первого полета в космос вам пришлось ждать почти десять лет…

– В отряд я пришел в сентябре 1990 года, а полетел в апреле 2000 года. Надо сказать, большая разница в ощущениях, когда ты летишь в первый раз и во второй. Когда я летел впервые, то постарался запрограммировать себя, как робота, чтобы все свои чувства спрятать где-то глубоко в душе. Они не должны мешать.

Могу сказать, что намного больше впечатлений у меня было, когда я примерно за год до своего полета дублировал Геннадия Падалку. Я подвел его к ракете, посадил, затем мы поехали на смотровую площадку. И когда смотришь, как стартует ракета, и знаешь, что там сидят ребята, становится жутковато.

– Каковы ощущения во время выхода в открытый космос?

– Когда ты открываешь выходной люк, то, в принципе, готов к тому, что ты там увидишь. Более опытные космонавты все объясняли и рассказывали. Ты прекрасно понимаешь, что это не люк самолета, открыв который, можно вывалиться и, если парашют не раскроется, разбиться.

Понятно, что в космосе такого не произойдет. Но все твои действия должны быть четкими и правильными. Ты должен уметь хорошо передвигаться по внешней стороне станции, чтобы не совершить какую-нибудь ошибку, например, не отлететь и не остаться навечно в космосе.

Из иллюминатора нет такого прекрасного обзора, какой открывается перед тобой во время выхода. Ты видишь с одной стороны огромный бело-голубой шар – Землю, а с другой – космос. Естественно, ты получаешь море впечатлений и эмоций и по-настоящему понимаешь, что такое космический полет.

– Вам пришлось побывать и на станции «Мир», и на МКС. Где лучше?

– Смотря, с какой точки зрения сравнивать. С точки зрения бытия, условий жизнедеятельности комфортней на «Мире». Станция конструктивно строилась из модулей, которые располагались специфично (американцы называли эту станцию стрекозой), и ты мог за считанные секунды или минуты достичь любого ее уголка.

МКС же – очень вытянута, и на перелет в самый дальний модуль тратится две – три минуты. В течение дня ты можешь потратить слишком много времени на перемещение. Но МКС, естественно, более мощная и современная станция. «Мир» – это была двухкомнатная квартира, принадлежащая исключительно России, а МКС – чуть более комфортная пятикомнатная, где нам принадлежат всего две.

– Как происходило общение с семьей? Когда вы летали на «Мире», сотовой связи ведь не было?

– На «Мире» были определенные трудности. Примерно раз в две недели у нас было 30-минутное окошечко для общения с семьей. И не всегда наблюдали телевизионную картинку, как правило, в двух случаях из трех это был радийный эфир. Этого, конечно, было недостаточно. На МКС с этим уже не возникало никаких проблем. Всегда можно было набрать по телефону нужный номер и поговорить с тем, с кем ты хочешь. Это очень здорово!

– Давайте поговорим о космическом меню…

– В принципе, космическая пища мне нравится. Но любая еда нравится до тех пор, пока ты не питаешься ею слишком долго. У нас был семидневный рацион питания, ты его сам себе формируешь. Примерно за два месяца до полета тебе дается перечень продуктов, которые есть в рационе, и ты составляешь себе меню.

Правда, здесь существует один нюанс, о котором предупреждают и медики, и летавшие космонавты – нельзя составлять меню только из своих любимых продуктов. Никто не знает, почему так происходит, но это факт – те продукты, которые нравятся на Земле, могут совершенно не нравиться в космосе, и наоборот. Поэтому нужно постараться по возможности разнообразить меню, тогда не будет никаких проблем.

Я, например, не заказал на завтрак гречневую кашу с молоком. А в космосе мне ее безумно хотелось, я не мыслил себе без нее ни одного завтрака. Хорошо, что мой напарник Афанасьев отказался от нее в предыдущей экспедиции, и я ее всю съел. И когда она закончилась, я начал испытывать дискомфорт. В космосе очень сильна привязка к чему-то, что тебе нравится, и его отсутствие вызывает дискомфорт намного сильнее, нежели на Земле.

– А что семья передавала в посылках?

– Понятно, что скоропортящиеся продукты передавать нельзя. А вот фрукты, овощи – пожалуйста. Их закладывают в корабль, и уже через четыре дня ты их принимаешь. Все, что возможно передать по весовым характеристикам, передают. Я очень люблю мед, различную выпечку. Передавали тульский пряник (я сам родом из Тулы), красную икру, лук, чеснок. Все это должно быть соответствующе упаковано. Допустим, в стеклянной таре нельзя, ведь если разобьется, на борту возникнут серьезные проблемы.

– Космическая еда на самом деле в тюбиках?

– В тюбиках еда только та, которую мы едим на корабле, пока летим до станции, поскольку там нет возможности подогреть ее. А на станции она в основном находится в консервных банках и специальных целлофановых пакетиках. Это связано с тем, что тюбики не совсем эффективны с точки зрения утилизации. Когда на Земле ты что-либо съедаешь, то бросаешь упаковку в мусорный пакет, а потом выносишь его. А в космосе все отходы складируются в грузовом корабле, размеры которого ограничены. Поэтому, когда ты съел что-то из упаковки, стараешься свернуть ее как можно плотнее, чтобы она занимала поменьше места. У меня, кстати, до сих пор сохранились эти навыки, дома любую обертку очень плотно сворачиваю, перед тем, как выбросить.

– Чем занимались в свободное время во время полета?

– Свободные минуты, конечно, есть. Все космонавты очень любят наблюдать за Землей, и я не был исключением. Общался с семьей и друзьями, когда представлялась такая возможность. Кроме того, на борту у космонавта бывает много своих личных дел.

Что я имею в виду? Так называемую «символическую» деятельность. Например, ты хочешь сделать себе фотографии и видеофильмы. Много времени уходит на то, чтобы написать письма, подписать или отштамповать конверты и фотографии. Сама работа может занимать пять минут, а вот на подготовительные процедуры может уйти целый час. Поэтому чем заняться в космосе, найдется всегда, там нет ни минуты простоя. А если случаются какие-то авралы, то скучать и подавно некогда.

– Когда в 2004 году вы уходили из отряда космонавтов, сказали, что это ненадолго, и вы еще вернетесь. Я знаю, что сейчас уже вернулись. Космос не отпускает?

– В какой-то степени не отпускает. Любой космонавт, совершивший полет, мечтает о нем снова. На сегодняшний день для моего возвращения созданы все предпосылки. Почему? В 2004 году я был избран депутатом Тульского законодательного собрания, и в силу того, что я был человек военный, закон мне не позволял совмещать эти две деятельности.

Гражданскому же человеку это позволительно. Поэтому, после того, как Центр подготовки космонавтов стал гражданским учреждением, я уволился из армии, поменял форму работы в качестве депутата (стал не освобожденным депутатом) и основное место работы у меня сейчас – отряд космонавтов.

– Планируете еще побывать в космосе?

– Конечно, мечтаю о новом полёте. Ведь Бог любит Троицу.

– Желаем вам, Сергей Викторович, чтобы мечта осуществилась. И спасибо за беседу.

Юлия АНДРЕЕВА.

Специально для «Коммуны».

Источник: «Коммуна», №51 (25679), 08.04.11г.