Эхо «черного воскресенья»

27.04.2011

Эхо «черного воскресенья»

Память | 26 апреля - 25-я годовщина катастрофы на Чернобыльской АЭС

Виктор Шамаев

Постановлением Президиума Верховного Совета РФ от 22 апреля 1993 года. этот день отмечается как День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах. Об этой дате, пожалуй, вспомнили бы только ликвидаторы, если бы не авария на атомной станции в Японии.

Попытаемся вспомнить о тех, кто после того черного апрельского воскресенья 1986 года встал на защиту жизни на Земле. Мне кажется, что легче это будет сделать, держа перед собой томики стихов чернобыльского поэта Владимира Шовкошитного «Эхо апреля». Ведь они написаны о всех, и о каждом конкретном участнике ликвидации последствий аварии. С его помощью вспомним день, когда:

...Взметнулся в небо столб огня,
И взрыв разбрызгал блока глыбу.
Застыла в ужасе Земля,
Бедой поднятая на дыбу...

Я увижу этот город в терновом венце колючей проволоки, с обрывками белья, все еще сохнущего на лоджиях, дом на обочине дороги с куклой на подоконнике, оставшейся без своей хозяйки.

Пустые окна деревень
Черны, как мертвые глазницы.
Шуршат календаря страницы.
Но боль пронзает каждый день...

Через два месяца на должность заместителя командира бригады химической защиты прибудет старший преподаватель Воронежского государственного университета А.Бовгерд.

А вернется с орденом Красной Звезды.

Мои друзья седеют на глазах,
Ломая график умницы-природы.
Ведь дело здесь, наверно, не в годах,
А в том, какими были эти годы.

Это, наверное, и про начальника учебной части военной кафедры ВГУ полковника В.Савина, ставшего инвалидом второй группы после Чернобыля, возрождавшего третий энергоблок, руководившего захоронением «рыжего леса».

Это и про командира саперного отделения Алексея Тимофеевича Федяинова, призванного из запаса и работавшего на станции с 17 июля по 14 сентября 1986 года. Меньше двух месяцев, а дозовая нагрузка – 23,58 БЭР.

Страна моя, призвавшая из запаса солдат, сержантов, офицеров и направившая их в Чернобыль, ты помнишь воронежцев, прибывших туда? Как живется им? Здоровы ли они?

Графит - руками! Топливо - руками!
Солдат как биоробот убирал!..
Склонюсь в немом поклоне перед вами
Собратья по беде! Вы там, на крыше.
Честнее были и безмерно выше
Всех тех, кто вас на подвиг обрекал...

После возвращения у них начались мытарства, поликлиники. Больницы. Институт рентгенорадиологии. Больницы. Больницы. Больницы...

Нам весь век будут сниться
По усталым больницам
В респираторах лица,
Невеселые сны...

В полный рост поднялись медико-санитарные проблемы, обусловленные, с одной стороны, режимностью ведомственных инструкций, с другой – отсутствием наработок по диагностике и лечению пострадавших в Чернобыле.

Официальная медицина, как щитом, прикрывалась словом «радиофобия». Истоки проблем были значительно глубже. Они скрывались в дебрях научного убожества, некомпетентности на государственном уровне и пренебрежения радиационной безопасностью.

В «букварях» всех уровней подчеркивалось, что радиация не имеет ни запаха, ни цвета, ни вкуса. А ведь уже много лет на ведомственной полке пылилась диссертация ныне покойного доктора химических наук профессора М.Дмитриева, который еще в 1953 году в лаборатории Челябинска-40 пришел к выводу об ошибочности этого утверждения.

В частности, он установил, что облученный воздух пахнет не только озоном. О больших дозах радиации, в частности, сигнализирует резкий запах хлора. Кроме обоняния, важное значение имеют и другие виды органолептической дозиметрии. Дву- и трехоксиды азота, например, соприкасаясь с влажной поверхностью слизистых носа и рта, дают, соответственно, азотную и азотистую кислоты. Как следствие их воздействия на вкусовые рецепторы – появляется металлический привкус.

Облученный воздух, по пока не установленным причинам, изменяет и психическое состояние человека. При малых дозах ощущается приятная свежесть, улучшаются самочувствие и настроение. При более высоких - наступает эйфория, чувствуется легкое головокружение, человек теряет способность сосредоточиться на чем-либо, возможна легковесная оценка ситуации. Затем бодрость переходит в депрессию, развиваются раздражительность, общая слабость, появляется недомогание, сильно болит голова.

Вчитайтесь в строки этой таблицы, попытайтесь вспомнить свои ощущения при работах на различных объектах атомной станции, сравните цифровые показатели с официальной записью полученной вами дозы. Схожи? Нет, конечно! Вот она - первопричина наших проблем! Несоответствие записанной дозы полученной. Да, не по злому умыслу исполнителей, а опять в силу некомпетентности, неспособности и невозможности.

Реакция человека на излучение	Минимально определяемая мощность дозы, рад/час
	в помещениях	на воздухе
Чувствуется  специфический запах	2	25
Ощущение свежести	6	95
Учащение пульса	35	530
Металлический привкус	40	670
Наступление эйфории	50	820
Сухость во рту	70	1100
Раздражение носоглотки	90	1400
Раздражение глаз	110	1800
Появление в них окрашенных струй	210	3400
Ощущение уплотненного воздуха	270	4300

 Приборы радиационной разведки и дозиметрического контроля были далеки от совершенства, с высокой погрешностью, да и пользоваться ими толком не могли. Приказы Министерства обороны, определяющие максимальный порог суточной (и за весь период пребывания) дозовой нагрузки, неся в себе идею не допустить переоблучения личного состава, фактически превращались в инструкции, запрещающие делать запись полученных доз сверх предельно допустимых. И как ни парадоксально, борясь с радиацией, не задумывались над тем, что «радио» - это «излучение». Мерили фоновое загрязнение, а что поражались лучом через дверной проем или с какой-то одной стороны, оставалось неизвестным и приборами не зарегистрированным. Отсюда несоответствие записи в карточке дозконтроля и истинной дозовой нагрузки на все тело и облучения отдельных частей тела и отдельных органов.

Ряд этих факторов проявлялся и во время работы в 1-м реакторном цехе в 1988 году, при ликвидации спецукрытия «Малый саркофаг», которое было поставлено для хранения высокоактивных элементов в 1983 году после произошедшей аварии с расплавлением тепловыводящей сборки.

Там у отдельных элементов мощность дозы источника превышала двухсотенную рентгеновскую отметку, то есть выходила за пределы измерения прибора. Рабочие цеха дезактивации отказались там работать за обычную плату. По крайней мере, так нам объяснили.

Тогда за работу взялись неприхотливые «биороботы», то есть солдаты в возрасте от 30 до 45 лет. На офицеров возрастные ограничения не распространялись.

Когда на следующий день работы у меня, автора этих строк, пропал голос, заместитель главного инженера по радиационной безопасности В.Г.Щербина пояснил:

- Дело известное – бета-ожог гортани. Пройдет.

Смотреть со стороны - работа несложная. Манипулятором (громкое название щипцов типа каминных) достать из контейнера радиоактивные стержни, положить в ведро и отнести в мусорный контейнер. Но радиация делает свое дело. Действия становятся автоматическими и не всегда контролируются мозгом.

Как-то из манипулятора выпал радиоактивный «стержень» (120 р/ час) – наклоняюсь, чтобы поднять голой рукой и положить в ведро. Рядом оказавшийся товарищ в последний момент ногой отбивает в сторону мою руку. Потом дошло: этого делать нельзя!

День заканчивается. Немилосердно дерет горло. В глазах песок. Голова раскалывается. Ноги ватные.

В архивах Министерства обороны вряд ли вы найдете упоминание об этом «малом саркофаге». Там сохранилась маловыразительная запись: такие-то просто убирали мусор.

Мое первое помещение на станции – 036, насосная 4-го энергоблока. Работе предшествовали «ожесточенные бои» между руководством АЭС и ОГОЗом (опергруппой особой зоны). Руководство настаивало на дезактивации 036-го помещения до уровней, позволяющих гражданским специалистам снимать насосы. ОГОЗ была против: слишком уж высоко загрязнение объекта.

И все же работы начались.

При проведении разведки и составлении картограммы стало ясно, что биостенка слаба, необходимо параллельно ей ставить защитный экран, чтобы обеспечить работу дезактиваторов. Средства дезактивации – самые «современные»: ведра, лопаты, ломы, кувалды и т.п. Первые ведра с «мусором» - и обязательный замер загрязненности.< Результат ошеломляющий! Сильное беспокойство солдат выливается в неформальный митинг.

Вступать в полемику не стали. Работу продолжили силами офицеров. Потихоньку, один за другим, подключились к работе и солдаты, но в своеобразной форме: «Ну-ка, командир, погуляй в коридоре!..» И забирали лопату. Работа пошла активнее.

Прибывший на контроль офицер из ОГГО (опергруппы гражданской обороны страны), кандидат военных наук из Тамбовского училища химзащиты (к сожалению, не помню фамилию этого порядочного и грамотного человека) удивился:

- У вас весело работают. Даже поют! Они, случайно, не «поддали»?..

К концу смены появилось «похмелье» – депрессия и раздражительность, беспричинные обиды, споры, ругань. Это наложились один на другой многие факторы: радиоактивное загрязнение помещения, высокое внутреннее облучение (не измеряемое и не учитываемое), поступающее ингаляционным путем (респираторов-«лепестков» не хватало), дефицит питьевой воды, обезвоживание организма, авитаминоз (работы велись в начале марта), работа в полумраке без солнечного света (выезжали на АЭС рано, а возвращались вечером) и т.д. и т.п.

Обречены - облучены.
Какими вы по счету были
На совести своей страны?!
Мы помним. Многие забыли.
Мы помним. Мы обречены.

Помните, А.Амелькина писала в «Комсомолке»: «Чернобыльцы» расстаются с женами и жизнями». Дай-то Бог, чтобы это было не про нас!. Это еще раз с тревогой прозвучало на Обнинском съезде: «Наши дети и жены живут под тенью трагедии отца и мужа».

Эти проблемы, наслаиваясь на социально-бытовые, делают ситуацию порою трагической.

Как было доложено на Обнинском съезде Союза «Чернобыль», в те годы по стране ежедневно умирали два «чернобыльца». В Воронежской организации, по словам А.Баринова, было 3300 человек, осталось – 2700. Не стало моих сослуживцев подполковника А.П. Бовгерда и полковника В.Г. Савина.

Уходящих героев
Принимает земля.
Кто же вслед за тобою?
Может - друг, может - я.

И вообще, зачем и для кого все это пишу? Наверное, не для ликвидаторов (что соль сыпать на раны). Может быть, для тех, кто не просто может, а захочет чем-то им помочь.

Для всех нас, воронежцев, чтобы не были мы черствыми. Не «облаяли» подходящего к кассе магазина без очереди «ликвидатора». (К сожалению, приходилось слышать: «Когда же вы все перемрете!»)

Не плюнули в душу. Не предали забвению. Ведь они поехали туда вместо вашего отца, брата, мужа, сына. Наконец - вместо вас. Они не скрывались от военкоматовского призыва на эти спецсборы. В большинстве своем знали, на что шли. И там не прятались за спины других, а рвались в самое пекло, считая это за честь. Это им всем сказал В. Шовкошитный:

Мне есть, за что ценить вас, мужики,
Я в деле видел вас, вам цену знаю,
И не рукой, а сердцем ощущаю
В любом прикосновении руки.
Как дороги вы мне и как близки,
Коллеги, побратимы, земляки!

Виктор Шамаев.

Источник: «Воронежская неделя», № 17 (2002), 27.04.11г.